ПРЕДИСЛOВIЕ.
Слово къ православнымъ крестьянамъ.
Недалеки те времена, старожилы ещё помнятъ, когда не такъ трудно, какъ
ныне, жилось православнымъ на св. Руси. Недавно ещё землица наша кормила
и насъ до-сыта, кормила и соседей нашихъ дешевымъ хлебомъ, – а и то
бывало у насъ такъ, что некуда сбывать богатаго урожая. А ныньче, –
православные сами начинаютъ голодать чуть не во всех губернияхъ! Бывало,
медовую бражку попиваютъ наши прадеды, золотистымъ медомъ закусываютъ
после сытнаго обеда: – а ныне, неслыханное дело, – голодный тиф, то
тутъ, то тамъ на Руси! Праведенъ Богъ, праведно наказанiе! Полакомились
мы – продовать побольше хлебца, а чтобъ побольше получать его,
взялись-то мы за дело безъ толку. Чемъ бы призадуматься, какъ бы
побольше получать съ одной и той-же десятники, мы пошли на «широкую»:
всякъ хозяинъ только о томъ и подумывалъ, какъ бы побольше захватить
десятинокъ подъ пашню-то. Ухъ! повалились кудрявыя головушки
безпредельныхъ лесовъ, обнажилась-то землица сырая, высушило-жъ её яркое
солнышко: куда-то девались ключи богатые, ручьи частые; — неоткуда
высыхать днемъ водице, чтобъ пасть вечеромъ на степи обильной,
животворной росой. Нахватавшись десятинокъ, – ковыряли мы ихъ кое-какъ
безъ толку, ковыряли да ковыряемъ: а никому и не вдомекъ, что
землица-почва – та-же кладовая, коли будешь всё брать да брать, а о
возобновленiи не думать, – то и доберешься, разведёшь руками, – отказала
кормилица...
Тутъ-то православный охаетъ да голоситъ, – «Не благословитъ, молъ, Господь»!
Заехалъ я какъ-то на постоялый дворъ – переночевать. За столомъ, за
чайкомъ сидели немецъ да русскiй. Заговорилъ русскiй уже при мне:
– Что ужъ толковать-то; куда ни кинь, а всё клинъ; – «не благословитъ Господь»!
– «Не грешно-ль тебе, соседъ, роптать на Всевышняго»! говоритъ ему
тотъ. «Али-жъ ты хочешь, чтобы Онъ или Святители Его насыпали закромы
твои»!? «На Бога надейся – да и самъ не плошай»! «А ты самъ оплошалъ,
соседъ»!...
– «Яжъ-ли не пахалъ, я-ли не сеялъ, я-ли не трудился всё лето» ?
– «Такъ то такъ, но глядя на тебя, и жалко тебя и смешно; не такъ-то ныне должно хозяйничать».
– «Какъ деды пахали, такъ и я пашу, какъ они сеяли, такъ и я сею, какъ
они хозяйничали, такъ и мы всё делаемъ. Они отъ избытка и васъ-то дешево
кормили, а намъ не даетъ Господь, хоть и свято делаемъ всё по преданiю
отъ отца къ сыну, какъ дълали и прадеды наши»,
– «Ой, такъ-ли, дружище», – говоритъ ему соседъ, – «слыхивалъ я ужъ эту
песню твою про дедовское-то преданiе; но, по-моему, ваше ньнешнее
хозяйство далеко-далеко не то, что было у прадедовъ вашихъ. Вотъ
послушай, что сказываютъ про васъ ученые люди, которые по книгамъ
податнымъ, вотчиннымъ, торговымъ и др. видятъ, что было у васъ тогда, а
что у васъ ныньче. Вотъ они-то и говорятъ, что вся беда ваша въ томъ,
что вы держитесь старины, какъ нечистое насекомое зипуна стараго; а не
вдомекъ вамъ, что ныньче земля ваша не такъ-то глядитъ, какъ за дедовъ
вашихъ. Спроси старика твоего, сколько на его ещё памяти было у васъ
лесовъ-то – а ныньче, – отъ Чернаго моря далеко за Москву, отъ Днестра и
Немана далеко за Волгу, когда едешь по чугунке, – почти негде глазу
отдохнуть. А ты знаешь, что такое лесъ для землицы? Вотъ поди, коли есть
по соседству, хоть казенный толковый лесъ, потронь землю, – она
сыромъ-сыра; сколько тамъ, коли лесъ большой, ключей, сколько болотъ,
ручьёвъ; а погляди въ летнее утро на него издали, весь онъ точно въ
дыму! А этотъ-то дымъ – тоже, что паръ изъ горшка съ водой на огне. Вотъ
этотъ-то туманъ стелится везде и садится росой на всякую былинку, точно
паръ на крышке горшка съ кипяткомъ; вотъ это и есть роса, да какая
роса!, махни раза два рубахой – и хоть выкручивай. А коли туманъ
поднимется вверхъ, то что говорятъ старожилы? – А то-то и есть – къ
дождю, да къ какому дождику-то! – онъ тихiй, тёплый, ровный. Где леса
большiе, тамъ всегда влага въ воздухе, – тамъ не бываетъ такой засухи,
что трава сохнетъ, что земля трескается отъ зноя и тверда какъ камень, а
напротивъ, влага эта умеряетъ летомъ зной, зимою морозъ (вспомни
пасмурные дни), земля отъ этого сочна, и отъ этого соку, солнышка и
воздуха она всё сама по себе бродитъ, т. е. она разлагаетъ свои твердыя
ещё части, заготовляетъ изъ нихъ новую свежую пищу для зерна, однимъ
словомъ, – набирается подъ влiянiемъ влаги свежихъ силъ. Где леса, тамъ и
зимою не бываетъ такихъ морозовъ, что земля трескается отъ стужи, и
много вымерзаетъ хлеба и садовъ; а это опять-же отъ присутствiя влаги
(она инеемъ покрываетъ растенiя) и отъ того, что, такъ какъ дерево и
зимою не замерзаетъ, то лесъ, точно въ немъ миллiоны маленькихъ печей,
греетъ воздухъ, и какъ стена не допускаетъ «сиверки» разгуливаться. Вотъ
отчего у васъ засухи, говорятъ ученые, вотъ отчего у васъ стужа; и
живете вы только отъ дождей, которые нанесётъ къ вамъ ветеръ, главное
изъ запада съ океана (съ котораго вечно подымаются пары, собираются въ
облака и тучи, а потомъ, отъ холода остывая, падаютъ дождемъ, а зимою
снегомъ, когда такъ холодно, что пары замерзаютъ). Родился у васъ
хлебецъ отъ чужестраннихъ дождей, то опять васъ доводять до отчаянiя
жучки, мухи и черви. И опять-же и въ этомъ виновато ваше хозяйничанье,
говорять ученые. Въ сырой земле – холоднее и летомъ и зимой: – пока у
васъ земля была сыра, – имъ гнездиться и плодиться нелегко было,
пробирало ихъ, губило и летомъ и зимой. Отъ Kieвa вверхъ у васъ везде
были дремчie леса; на югъ отъ Кiева, говорять и ваши и наши ученые, были
степи съ роскошной травой; да я и самъ слыхивалъ отъ казаковъ вашихъ,
какъ они въ песняхъ своихъ и былинахъ величаютъ степи свои; на нихъ, –
говорится, – росла такая трава, что казакъ съ лошадью скрывался въ ней; –
а ведь густая, высокая трава, хотя не такъ, какъ густой лесъ, – тоже не
даётъ высыхать земле, затеняя её и не давая ветру сушить. А ныньче,
поди, всё изрыто, всё вспахано: и жжётъ солнце яркое, и гуляетъ сухой
ветеръ сквозь редкiе стебли хлебовъ (не то ужъ, что густая трава, изъ
года въ годъ образовавшая слои перегноя въ низу): – вотъ и раздолье и
жучкамъ и мухе... А черви-то, я слыхивалъ, поедаютъ не только сады, но и
даже и леса – наголо. Когда у васъ были большiе, густые леса, то
сколько миллiоновъ гнездилось въ нихъ синичекъ, мухоловокъ, овсянокъ,
соловьёвъ, скворцовъ и другихъ насекомоядныхъ птичекъ, – а ныне, где
оне? Остались у васъ лесочки кое-где, да и въ нихъ-то поглядишь, деревья
стоятъ негусто, сучья съ низу подчищены, кустарникъ всякiй (орешникъ,
калина, терновникъ и проч.) догола вычищенъ: – негде прiютиться
птичкамъ, негде скрыть гнездышка отъ разбойничьихъ птицъ (ястребовъ,
коршуновъ, вороновъ и проч.): – вотъ и некому истреблять ни червя, ни
бабочекъ. – Нечего греха таить, — такое искусство придумали было и наши
ученые лесничiе. Они, вишь, думали, что, если вырубятъ весь кустарникъ
да ягоды, то останется больше соку для деревьевъ, и они, дескать, скорее
будутъ расти. А оно вышло-то иначе: оголили лесъ, пошёлъ тамъ буйный
ветеръ гулять вольною стопой, высушилъ онъ имъ землицу, сушилъ её
тотчасъ после дождя, не стало соку и столько, сколько доставалось
деревьямъ прежде, когда гнездилось между ними и всякое низовье,
защищавшее лесъ отъ ветровъ и засухи, – и деревья хуже прежняго стали
расти, а червей-то расплодилось тьма. Проученные бедой, наши лесничiе
опять стали разводить и орешникъ и проч. и проч., а ваши, я слыхалъ,
только въ самомъ еще разгаре «очистки» лесовъ.
«Когда еще не настала у васъ лихорадка – побольше запахивать, были у
васъ леса и луга и степи – целины. Раздолье было и скотине у васъ; и
было-жъ ея у васъ столько, что и сами питались сытной пищей и не сотнями
тысячъ, а миллiонами головъ покупали у васъ соседи. А ныне, – ты её
кормишь на черномъ пару летомъ, да кое-какой былинкой по дороге да подъ
тиномъ, да что захватить, проходя мимо посевовъ; а зимою она кормится у
тебя соломой тощей, да и то на морозе, а не въ тёпломъ хлеву. Вотъ и
дошли вы до того, что въ запрошломъ (1879) году, въ первый разъ съ техъ
поръ, какъ стоитъ Русь святая, вы выписали ceбе изъ-за моря (изъ
Америки) 7000 пудовъ сала; а въ прошломъ-то году привезли къ вамъ ужъ
более 30 000 пудовъ въ Петербургъ, оттого что въ Россiи негде было
взять, аль дешевле обошлось въ чужой-то земле!
«Да не только хлебомъ, скотомъ, саломъ кормили вы оть чрезмернаго
избытка вашихъ соседей, но даже и мёдъ и воскъ продавали вы имъ сотнями
тысячъ пудовъ. Ведь сахаръ придумали делать не более, какъ 100 летъ тому
назадъ; а до того, единственная ослада и пищи и напитка былъ одинъ
мёдъ; да и величали-жъ-то его: ужъ пророки называли его «сладчайшей
Божественной, небесной пищей»; да и теперь, соседъ, что слаже меду? –
Вотъ, вишь, такъ и проглотилъ слюнку; знамо, – разъ въ годъ, а то и того
менее, приходится ныньче полакомиться... А послушай, что пишутъ и объ
этомъ въ торговыхъ и другихъ книгахъ: «На Руси въ лесахъ столько пчелъ, а
въ дупляхъ столько меду, что помещики, получая одну десятую долю отъ
крестьянъ за дупло, получаютъ нередко по 10-ти тысячъ бочекъ мёду». И
это не сказка, спроси кого-либо изъ вашихъ ученыхъ, кто знакомъ съ этимъ
деломъ. А ныньче, – ужъ и Бога-то славить по старинному обычаю нечемъ;
не изъ душистаго, чистаго воску горятъ передъ иконостасомъ «самодельныя»
свечи, а какая-то смесь съ нефтянымъ да древеснымъ воскомъ да саломъ,
заводчиками накатанныя свечи. А бражка-то, что веселила и душу и сердце,
не убивая разума, – ныньче заменена у васъ водкой-то одуряющей.
«Ну, и подумай-же, соседъ, самъ, не правду-ли я говорю, что грешно вамъ
роптать на Бога, что сами вы довели себя до нынешней-то беды, валяя зря
и безъ толку леса; обнаживъ землю вашу, вы лишили её соку живительнаго,
и потомъ ковыряете вы её изъ года въ годъ безъ толку; – вотъ и стали у
васъ урожаи такiе, что изъ 3-4 десятинъ меньше везешь домой телегъ, какъ
возилъ прадедъ твой съ одной десятины; да и колосъ-то какой у васъ
ныньче, каково зерно; а о скотине, всякой ужъ и говорить нечего: – все
тощё, все голодно, и самъ ты сталъ и тощъ и голоденъ... Вотъ и скажи-же,
таково-ль ваше ныньче хозяйство, каково было у дедовъ вашихъ? Вы
хвастаете, что и пашете и сеете и всякое дело делаете по старинному-то
обычаю, какъ по преданiю делали прадеды ваши; – а не вдомекъ подумать о
томъ, какова была у прадедовъ землица-то: – бывало у дедовъ вашихъ, какъ
ни всковыряй пашеньку, лишь зёрнышекъ дай, а ужъ мать-землица не дастъ
ему засохнуть, а роскошно вскормитъ отъ теплой влаги, которой въ
изобилiи снабжали её и охраняли отъ ветровъ дремучiе леса».
...
– Да и на счётъ земли-то, я слыхивалъ одинъ у васъ толкъ, – «кабы
побольше дали, кабы побольше у насъ запашки»... Безумные, вы
окончательной гибели просите себе: – съ твоей скотиной, съ твоимъ
толкомъ-то да инструментомъ, ты и нынешнюю пашеньку лишь истощаешь,
убиваешь силушку ея, чемъ далее, темъ более, а дать тебе вдвое – втрое
столько, – чемъ да какъ ты ее обработаешь-то? Кто съ однимъ талантомъ не
умеетъ обращаться, не съумеетъ и съ десятью; стали-бъ вы при толковомъ
хозяйстве получать полные доходы, а всё-же было-бъ мало, то небось,
нашлась-бы и землица, ведь Русь безпредельная, не то, что наши-то
государства. Но ты всё ещё мечтаешь, – лишь бы только по «дедовски»-то
всковырять да зерно бросить, – а тамъ – Господь дастъ. Нетъ, соседъ,
Господь не покровитель безтолковщине да лени, ныне везде трудъ да толкъ,
толкъ да трудъ, коль хочешь довольства! Ты только о томъ думаешь, какъ
бы побольше нахвататься, наковырять, а о томъ,
какъ-бы получше обработать землицу, чтобъ изъ одной десятины получать
по дедовски-то да по нашему-то столько хлебца, сколько ныне получаешь
изъ десятинъ 3-4-хъ, ты и не подумаешь; не подумаешь, какъ-бы побольше
да получше добыть корму для скотинки и для лета и для зимы, чтобъ
сильнее она стала да здоровее, чтобъ побольше ея держать ради
пашеньки-то. Эхъ, соседъ, соседъ, не прогневайся, что я сказалъ, да и
ещё скажу: самъ ты кругомъ виноватъ! глядя на твое хозяйничанье, которое
ведётъ нужду и горе на головушку твою, – право, и жалко тебя и смешно»!
Подготовили Юрий Нужков и Ирина Старцева.
Текст максимально приближен к оригиналу. Опубликован в газете «Любимая Родина», №27, 2012 г.
Источник: http://gazeta.bytdobru.info/arhiv/9%2881%29#anchor2496 |